В IX–XV веках Новгородская древнерусская республика процветала благодаря походам за пушниной. Удальцы-повольники проникали все дальше в бассейны рек Онеги, Северной Двины, Мезени, Печоры и Оби. Мужественные и целеустремленные поколения путешественников и купцов исследовали незнаемые земли, бесстрашно вели свои малые лодьи по далеким таежным рекам, перетаскивали суденышки и товары через тяжкие волоки.
Те лихие походы создавали основу культуры и богатства Новгородской феодальной республики. По масштабам географического охвата и доходов Новгородская торговля была наиболее успешной моделью бизнеса средних веков…
Понемногу отяжелела, замедлилась утомленная поступь плотника. Дом-работа-дом-работа-дом-работа… как шаги правой и левой ногой.
Работаю очередной сруб: на ушах китайские шумозащитные наушники, в руках — немецкая бензопила, за ухом — чешский карандашик. А еще в работе — канадская плотницкая черта, финская валочная лопатка и китайская рулетка. Меж сермяжных туземных плотницких технологий набирают популярность норвежская и канадская рубка. Заработок хоть и в полновесных российских рублях, да только в масштабах страны те рубли — «нефтедоллары» пресловутые. Нефть в обмен на продовольствие, автомобили, бытовую технику, одежду, инструмент и все-все остальное; ага.
Дни за спиной рассыпаются кривым прерывистым следом из щепы и опилок. Тоска липнет к зрачкам, слепит: я не вижу своего будущего. Балансирую на кровельной слеге, и чувствую отчетливый сквознячок отчаяния не от боязни сковырнуться вниз — а попросту иссяк запас оптимизма. Это уныние надобно попросту перетерпеть… Тоску прячу, маскирую сосредоточенностью и утомлением; неэтично предъявлять миру это состояние.
Душа сдержанно усмехается, лишь когда беру в руки кованое тесло — проверенный поколениями плотников, правильный инструмент. Работа теслом — мой конкурентный изъян: работается медленнее, чем бензопилой, а платят нам за сделанный объем. Ан не напрасно шутили мастера: «Плотник топором да теслом думает!» Под жужжанье острой, производительной, выносливой мастерицы-бензопилы — не думается, хоть ты тресни. Потому продольные пазы упрямо тешу: тешу-выкашливаю из легких тоску-кручину. Есть в ручном труде специальное удовольствие, своеобразная роскошь, особое пиршество тела. Паз из-под тесла получается — аккуратное гладкое корытце. Загляденье, а не паз.
Этим летом ненадолго откладывал и тесло, и бензопилу. За весла хватался. С другом Юсси продолжили путь по древними жидким дорогам, прошли на лодочке «Куна» по Усе и Печоре.
«Тесло да весло — наше ремесло», такая в прежние времена бытовала поговорка, канувшая в Лету вслед за теслами, веслами и теми, кто ими умело владел. Импортная бензопила да заграничный лодочный мотор — таков наш цивилизационный тренд.
С Юсси мы вместе учились на международных курсах гидов по дикой природе. Он был самым лучшим из нас. С тех пор прошло пятнадцать лет: он путешествовал по Уралу, Шпицбергену и Тибету, был единственным в Финляндии заводчиком гренландских ездовых собак, и организатором многодневных туров на собачьих упряжках… С Юсси мы не виделись давненько, а встретились в Москве — будто и не было этих лет. Трудно найти спутника лучше.
Полдня кружим по здоровенному торговому центру: ищем мне треккинковые ботинки. Я меряю пару за парой под недовольное сопение: «чё так дорого-то!» Этот многоязычный стон стоит над планетой, как предрассветный туман над болотом. «Числом поболее, ценою подешевле» — в гонке под таким девизом человечество постепенно уморилось, обленилось, своротило в порочный мир бросовых вещей с короткой судьбой. В ответ и мы снижаем планку качества в своем деле, и постепенно становимся дешевками сами, под стать одноразовому барахлу. Убыстрение замены вещей тянет за собой ускорение смены впечатлений, при уменьшении их глубины и качества. И все меньше времени остается на созерцание и понимание.
Там, в путешествии, будет возможно наполнить свою жизнь только тем, что действительно знаю, по-настоящему умею и подлинно люблю. Путешествие само по себе не делает человека ни другим, ни лучшим. Оно преображает ровно настолько, насколько путник воспринимает, чувствует, понимает. В правильное состояние способны погрузить искусство; и молитва, если кто глубоко верит. И еще такой особый путь, который ждет именно тебя. «Потому качество ботинок для меня важно» — упорствую сварливо.
Ухожу с покупкой: надеюсь, эта пара не будет моей последней.
В тот летний денек семнадцатого августа я немедленно натянул новые ботинки и потащил Юсси искать Хамовнический районный суд города Москвы. Там как раз оглашали приговор Пусси Райот, и хотелось собственными близорукими глазами поглядеть на «креативный класс», пришедший в их поддержку. Я читал в Интернете, я знаю: уважаемые мной люди тут.
Укоризненно твердят нам, народу: «каков народишко, такова и власть». Э, нет! Не голосовал я ни за жуликов и воров, ни за чекиста. А на бульвар в своем городе в дни массовых гражданских протестов приходил, и реяло в душе радостное единство с лучшими гражданами своей страны. Я крепко помню то новое, свежее, острое чувство: наш народ лучше высокого начальства, и не заслуживаем мы гнильё над собой.
Были же новгородские обычаи самоуправления: собиралось вече, и столетия прожила великая новгородская демократия.
За разговорами мы с Юсси перешли мост Богдана Хмельницкого и притопали на 7-й ростовский переулок, 21.
Этот несправедливый суд… он история, которая делается здесь и сейчас. Она, история, сложена из событий. В том числе из вот таких. Как не посмотреть своими глазами, не ощупать своей душой, не расспросить людей? И уж после, сидючи в лодке посреди реки Печоры, начну фантазировать про средневековые торговые пути. Как-то оно выходит совсем не в нашу пользу, сравнение с десятым-пятнадцатым веком. Обитали новгородские князья в неукрепленном тереме, меж прочих городских хором. Иных с позором изгоняли вон, бывало дело. А теперь по очищенной от народа Москве вкатывается в Кремль торжественный инаугурационный кортеж, и власть пустеющей страны орудует подобно оккупантам.
Панк — не мое искусство, но этот суд — моя проблема. Нету ее, справедливой и независимой судебной системы в России: это гнусно и неправильно. Чудится впечатлительному любителю истории в неправосудном суде собачья голова и метелка. Затхлый, нехороший душок мракобесия у средневекового слова «кощунницы». Что за охота на ведьм? Давайте до кучи подберем им приговор из книги «Молот ведьм» и станем законченными уродами.
Все острее тянет этим зловонным ветерком — гниет, гниет власть. Этот тлен струится по вертикали вниз, поражая сопричастных и зависимых. Хозяева реставрационной фирмы, где я работал пару лет назад, тоже сгнили на госзаказах. Эх, «если б не терпели — по сей день бы пели. А сидели тихо — так разбудили Лихо». Нельзя нам, народу, безрадостно и равнодушно молчать. Нужно избывать грех уныния. Из-за него, из-за этого моего личного греха власть и впадает в собственные грехи сребролюбия, чревоугодия, гордости. Вырождается без «обратной связи» с народом — в жульё и ворьё; почечуй им во все места. И ни капельки им не совестно.
А страна от всех этих дел идет вразнос. Губим мы ее, изводим.
Юсси быстро нашел англоговорящих собеседников и оживленно расспрашивает. В моем-то активном английском словаре — почти ни одного судебного термина.
Вокруг скандируют «Богородица, Путина прогони!» Возможно, он усмехнется: «Не прогнала Богородица». И память перетащила меня в октябрьский день 2001 года. Много-много людей с непокрытыми головами безмолвно стояли и смотрели. И я тоже стоял на сопке и горестно глядел, как Североморским рейдом медленно проходит баржа «Giant-4» с останками АПЛ «Курск», последние записи в журналах которой помечены 11 часами 15 минутами 12 августа 2000 года. Президент России 22 августа вылетал в Североморск, и встречался с родными и близкими погибших подводников, и не смог ответить на горькие вопросы вдов и сирот: что именно случилось с «Курском» и почему не спасли. После той встречи Путин расхотел участвовать в назначенной на следующий день траурной церемонии и укатил в Москву. А 8 сентября ведущий CNN Ларри Кинг в прямом эфире спросил президента России: «Что случилось с российской подводной лодкой?». Путин в ответ ухмыльнулся: «Она утонула». И народ содрогается. Народ безмолвствует.
Тем временем девушка в балаклаве и с плакатом «Стыдно за Россию» скандирует со столба: «Свободу Pussy Riot!». Вместе с ней скандирует весь переулок. По забору к ней карабкается полицейский, а девушка полезла от него через забор во двор здания. Постепенно ее догнали двое полицейских, на землю стянули. Особнячок за забором оказался посольством Турции. В толпе стали кричать про международный скандал. Потом пошла информация, что полицейских со двора посольства выставили, а девушку им не отдали.
